Антитела
1998
1
Я думал о тебе, когда все опустело,
когда все стало вдруг нелепо и старо.
Я вспоминал твое рыхлеющее тело,
закутанное в плед полуживых миров.
Я помнил эту грудь, отвисшую до нельзя,
бесформенности губ и гробовую вонь
жестоких слов. Потоком лязгающих лезвий
они съедали солнце в келье вековой.
Я думал о тебе и понимал, что это
мой неизбежный путь на небо по прямой,
что ты и есть предел, удел больших поэтов.
Что ты и есть тот самый вечный образ мой.
2
назову твоим именем дождь
от которого негде укрыться
и когда ты однажды пройдешь
то оставишь тревожные лица
там тебя будут помнить как дождь
назову твоим именем хворь
от которой еще нет лекарства
и когда ты сумеешь снять боль
то увидишь печальное царство
там тебя будут помнить как хворь
назову твоим именем смерть
чтобы после тебя все пропало
и когда ты решишься сгореть
я войду в тебя белым пожаром
я тебя буду помнить как смерть
3
Что может присниться тебе
в последнюю ночь?
Паром на замерзшей реке
и младшая дочь;
пурпурные кольца пурги
на Млечном пути
да два мегаметра тайги –
идти и идти.
Вот холмик, где ты схоронил
свой пламенный дар,
там алые пятна чернил
и струны гитар.
Фужера багровая гладь
и розы точь-в-точь
у ложа, где ты будешь спать
в последнюю ночь.
Но сбоку вдруг вспыхнет на миг
торжественный круг,
веселый услышишь ты крик
друзей и подруг.
А после — не видно ни зги
на этом пути;
лишь два гигаметра тайги,
идти и идти…
4
Рассядусь-разлягусь-расстанусь,
под маской печаль не стаю,
и кармы малеванный анус
затянет мне песню свою
О том, как рыдают плакаты
и в южные рвутся края,
как гнутся, ржавея, лопаты,
тревожную землю жуя.
Я в песне — усталая птица,
мне некуда деться от нег,
раздеться-разбить-разлюбиться
и рухнуть на розовый снег
И пасть безопасную пропасть,
пропасть в безотказную пасть,
лопаты не будут там лопать,
плакаты не будут плакать…
Да только мне не интересно
порхать по Всемирной Сети,
я выпаду словом из песни,
а Там — хоть порхать, хоть ползти.
5
Я внезапно осмелею,
и, сломав приличия,
тихо-тихо заболею
манией величия.
Ты лечить меня прибудешь
мазью антизвездною,
только это уже будет
слишком-слишком поздно, ё
но увы, все это будет
слишком поздно, ё
6. Трамвайчики
Морщась стеклышками мутными,
отпуская белых зайчиков,
переулочками мудрыми
ходят стайками трамвайчики.
Поят дождиком их хлорочным,
ну а кормят — обещаньями,
что решат сменить им поручни
на воскресном совещании…
Солнышко укроет облачко,
дождик спрячет ураганчики,
и в депо склоняя мордочки,
мирно будут спать трамвайчики.
Им приснится, что их взрослыми
пустят в страны отдаленные
перевяжут лентой розовой,
смажут краскою зеленою;
И пойдут они счастливыми
между цирком и благбазою,
и взлетят они над сливами,
над землею и над фазою…
Но проходит скоро ноченька —
много бабушек и дяденек
снова рвут мечты их в клочья,
целый день елозя кладью в них.
И трамвайчики усталые,
с чуть заметною коррозией,
ищут старыми кварталами
непутевых берлиозиков.
7. Ретроспектива
Который раз я ждал тебя с цветами
под светофором, галстук теребя?
Мелькали люди разными местами,
но не было там места для тебя.
Внезапно лица повторяться стали,
как дубли неудачного кино…
И вспомнил я — все это было с нами,
но только предавным-давно.
И сотрясли бульвар раскаты грома,
и молния, сверкнув невдалеке,
вдруг озарила прежний контур дома
и силуэт меня с цветком в руке.
Я ждал тебя. Последний блик заката
привычно опалил сетчатку глаз.
И понял я, что все давно отснято,
и в записи показывают нас.
8
Есть девушки, которые живут
богаче, ближе и у них красивей
колени, губы, плечи и живот,
чем у тебя. Но я сказать не в силах
что-либо, почему и как
к тебе бегу я через ночь и стены,
преследуемый полчищем собак
в районах злачных. Неприкосновенно
ведомый путеводною звездой
и с алой розою в ладонях мерзлых.
С надеждой вновь увидеть облик твой,
с мечтой у ног твоих рассыпать звезды.
9. Reset
Холодно, холодно, холодно
под простынею газет,
злой я, голодный я, голый я,
занавес, баста, ресет.
Путь мой, следы мои, цель мою
вьюга-пурга замела,
цепью проносятся цельною
блики любви и тепла
Мимо, скользя по касательной.
Мимо, навылет из сна.
Мнительно, мнимо, родительно, дательно,
ах, поскорей бы Весна!
Холодно, холодно, холодно
под простынею газет,
злой я, голодный я, голый я.
Занавес. Баста. Ресет.
10
Я повисал на голых фразах
и медленно сползал по трапу
Я так любил тебя зараза
А ты любила только папу
А ты любила только папу
А я в отчаяньи бездонном
Валился на асфальт без силы
Мял выпро
Мял выкра
Мял выброшенных роз бутоны
А ты жалела только псинок
А ты жалела только псинок
11
Настанет день, когда я о тебе забуду,
сожгу свои стихи и пепел размету,
когда мне надоест надеяться на чудо,
я вырублю цветы в запущенном саду.
Наступит день, когда умолкнет детский гомон,
поблекнет свет в окне перед моим столом,
когда взревет труба фальшивым саксофоном
и прозвенит хрусталь бутылочным стеклом,
когда я кровью плюну в зеркало с размаху,
когда я выпью жалость с лезвия ножа,
нагрянет день, когда все потеряет запах,
когда я прыгну вверх с восьмого этажа;
и мимо прошумит бесцветной кавалькадой
что было напрокат отпущено судьбе…
Но знай,
что сад мой будет шелестеть прохладой,
пока я буду просто помнить о тебе
12. Окна
Ничто не вечно в этом терпком мире,
все отойдет, насытившись сполна,
и я однажды тоже стану былью,
и ты однажды сядешь у окна,
возьмешь альбомы школьных фотографий,
уронишь снова на меня слезу,
услышишь песни, смытые закатом,
увидишь лес и белую росу;
ты вспомнишь то, что так и не свершилось,
поверишь в то, что так и не взошло,
иные сны, иная божья милость,
иная ты и в темноту окно.
13. Okolahoma
Оклахома. Близко от дома
Pыжие тpавы глушат «Маяк».
Оклахома. Хpам у дуpдома.
Околохома моя.
Я далеко, и все тише и ниже
Чpевовещаю в чеpном pаю.
Пpизpачно вижу, толком не слышу
Околохому мою.
Связь оборвется, местами до крови
Сдавят скафандра тугие края,
Тень мою крышами молча укроет
Околохома моя.
И сквозь дожди, через блики пожаров —
Птицы на запад, рыбы на юг.
Я отключаюсь. Я продолжаю
Околохому свою.