Хламидомонада
1996
Хламидомонада
Moderato
Жизнь моя личная
жизнь моя лишняя
то ли последняя
то ли приличная
просто такая
сякая конечная
предполагая
всего лишь конечно я
делаю выводы
и многосложные
кардиограммными
пиками ложными
жирных червей
все прикончить пытаюсь я
той же землею
при этом питаясь-то
да под крестами
под бубны шаманские
чудом въезжаю я
в сказки шампанские
все на колесах
по травам пасленовым
глубже и глубже
в колодца каленые
Сашенька Сашенька
светлые глазоньки
что же вы смотрите
снова с опаскою
что ж вы не взглянете
в душу мне рваную
что ж не зальете
улыбкою раны мне
Сашенька Саша
зеленые глазоньки
не окунался я целым
ни разу в них
только своим отражениям
кланялся
крал себя врал себе
все еще станется
Allegro, Forte
А вот не сталось
не селось не выпало
на пол чугунный
ни солнце ни опухоль
только дразнились
вопили и охали
материн хахель
да дикая выхухоль
Только асфальт
под балконцем прикинулся
мягким батутом
да ласковым озерцем
крест срезал небо
прерывистым минусом
пепел он вечно
куда-нибудь просится
Histeric, Presto
просится броситься
многоголосица
ты ты ты ты тЫ Ты ТЫ
Slow, Pianissimo
Сигарета разбилась прекраснейшим из созвездий
Тебя словно Будду от находящего ливня накрыла змея
Обнаженную плоть твою не я ль укрывал тогда далекой рукой
Не я ль приходил в твои желтые сны напевами клена
Ты замечталась
А потом смекнула
А потом сверкнула
Fortissimo
МОЛ
НЕ
Я
Piano
а кто другой
Moderato
Сашенька Сашенька
снежные рученьки
что ж вы вначале
печаль не замучили
что ж не царапались
что ж не кричали вы
корни одни
у конца и начала ведь
Сашенька Сашенька
кружим последно мы
вяжем прядем
и плетемся последними
Жизнь наша вешняя
жизнь наша лишняя
то ли прилежная то ли приличная
просто такая сякая
Конечная
мне выходить а кому-то водить
предполагаю опять же конечно я
* * *
Стихли волны последнего боя,
полнолуние нежно печет,
словно бархатный шепот гобоя
моя Припять спокойно течет.
Синий берег под розовой пеной
на святую любовь обречен,
словно куб героина по венам
моя Припять спокойно течет.
И ничто не поет, не стрекочет
в сердцевине бескрайней тиши,
опустившись на сумраке ночи,
фея сна развела камыши.
Все в объятьях надежды и веры,
чьи-то пальцы ласкают плечо,
надо мною прозрачною сферой
моя Припять спокойно течет.
Бант
Помню в детстве, из фекалий
создавала ты портреты,
вышивала по омлету
и смеялась наугад.
Все подруги, Люси-Светы,
были стильно разодеты, —
на тебе зимой и летом
колыхался
красный
бант.
Потеряв тебя с годами,
встретил вдруг в пылу метели, —
ты пыталась на качелях
разогнуть стальной канат.
Все подруги, Киры-Нели,
к тому времени успели —
развелись да растолстели,
только я
безумно
рад,
Что стоишь ты в той же куртке,
то ли серой, то ли синей,
в валенках, цветных лосинах
и в перчатках невпопад,
а на голове как символ,
как протест юниверсиму,
из кусочков парусины
отфонарный
красный
бант.
* * *
На дворе — лебеда
а в избе — либидо
с лебедями беда
лабуда-лабудой
не ясно когда
погодя или до
угощать холода
ледяною водой
Снова лебедь седой
прилетел умирать
на прицепе с бедой
был бедовый видать
умирай же тогда
места хватит тебе
вся твоя лебеда
я останусь в избе
* * *
Весенний лес. На молодой листве
дрожат, переливаясь капли в свете,
больших небес полупрозрачный цвет
и зелень трав, и розовый рассвет —
все повторится, как в былом столетье.
Она пройдет, как много лет назад,
увидев мир заплаканным, как прежде,
все отразится в голубых глазах:
дыханье, свежесть, еле слышный шаг,
что выжило утраченной надеждой.
Как приторный осадок на губах,
что не сумел я выразить словами:
пред ней открыты двери в небеса,
в иную жизнь, рожденную в слезах,
воспетую беззвучными стихами.
Двенадцать
Я прихожу сюда во сне и наяву,
когда смеркается, когда светает,
когда снега сгущают синеву,
когда они потом смиренно тают,
Когда листва и травы говорят
и умирают в желтом перегное,
я прихожу сто сотен дней подряд
сюда, где мы могли бы быть с тобою.
И несказанно тяжело понять,
как я посмел среди ошибок прочих
твой дикий мед на горечь променять,
земное счастье — на двенадцать строчек.
Last Doom
Мой театр живет на гастролях от сна до огня,
зал бывает пустым и наполненным сотнями «Я»;
а на сцене, мощеной асфальтом, на дальней стене,
посреди декораций скучает «макаров» по мне.
Я-веселый смешил в первом акте стареющий зал,
я-малиновый что-то мне-зимнему громко сказал,
я-тринадцатый зритель плевался, оркестр виня,
я-жестокий ударил наотмашь чужого-меня.
И в антракте я-гамлет, решая играть — не играть,
брызгал водкой в партер, поминая невесту и мать,
я-пьерро битый час признавался в любви злому-мне,
а потом Главный-я вдруг направился к дальней стене.
И я-Главный сказал — всем заткнуться, я скоро уйду,
но какая-то сволочь закашлялась в пятом ряду…
3 МАЯ
Всё я утрирую, учетверяю,
жуткие вещи с собой вытворяю,
в прорубь зелёную тайно ныряю.
3 мая. Празднество Змея.
Будда на людях открыться не смеет.
О, откровение! О, открой вены мне!
О-Т-К-Р-О…
3 цикла доли зла той колесницы.
Залп 3-х зелёных орудий.
Мой Третий Май. Четвёртого не будет.
Модель перехода в лукаваго от остроумного,
куда ты? постой — на, постой, Терпсихора!
поскладывать что ли стихи,
разбросали ведь черти бездумные…
а мне — что плевок пепси-колой.
Поскладываю, повычитываю
и повычитаю с Евангелие
омонимы.
То в Англии мы, то не в Англии.
В ОМОНе мы вроде. В ОМОНе мы.
И хочется с почестью
сбросить на память всё понемножку
Хо-чет-ся
хочется жрать небо ложкой
О Господи! Господи Светный!
а может я стану
на плечи себе. Может стану
хоть кем-нибудь там?
Стону.
стону я и ною.
В прудах Патриархших купил С_тану
с акцентом московским,
с резными губищами сладкого гною.
А Змей — он добрал, и давно
Число Своё
земных своих ведомых,
увел их напрочь от добра и дома
загибать углы на внезапно придуманных цифрах.
Э-гей!.. Рассеялись вдруг россияне,
следы по полу ножевые.
местами от солнца отчасти как-будда сияя
уже, но живые.
О вы, Ускорители жизни!
Увы, передача запала
в эфире блеющего пала Непала
куда-то туда,
куда Хочется
отчества
сваливать груз хоть понемножку
Хо-че-тся
ХОЧЕТСЯ ЖРАТЬ НЕБО ЛОЖКОЙ
Сеанс экзорцизма.
Телевидение. Теловведение.
Просто слышание хруста.
Магия. Маг и я
и ты — гам/гам — и нет.
и пусто.
Так кашляй именем Иисуса!
Сосуд — мужское начало.
Бокал с мазутом — женское.
Оно кричало
и кончало
смотреть TV.
Оно, Начало, ныло о Любви!
Что, Откровение?
Глазные яблоки
в садах Эдема.
Открой мне зрение — Змей в облаке!
О открой веки мне,
Любовь! больна.
Заразой
бытовою.
Так перезамусолена плотвою,
что в принципе доступна и в бою.
Расстроиться бы мне, да я не строю
я пою
в строю
оставшуюся букву «Ю».
и Звук — мутируя, шипя меж стен панельных
и в интернат, и в Интернет.
Всю, вся, все… Всё:
режим постельный.
режим On/Off
пастельный цвет :)))
цвет новизны ;()
и прочие
Прочерки
падают в сны мрут понемножку
хо-чет-ся
# # # #
Всё я утрирую, увечеряю.
нити тревожные шее вверяю.
что-то чего-то за чем-то вторяю.
3 Мая. Душного Змея воз
душного праздник. Люди на Будде.
Судьи встречают падение последних цветков абрикосовых роз.
Мой Третий Май. Четвёртого не будет.
Cила ПМЖ
Когда в Бразилии
начнут относиться
к футболистам так
как в России к поэтам
Когда в Америке
будут сосать
какаколу иначе
Когда в Палермо
закроют все пляжи
и станут тупо пялиться на
солнце
Я выйду из тюрьмы
и начну надеяться
на лучшее
как одинокий болельщик
удачно поставивший
на счет 3:1
надеется на то,
что все во вселенной
остановится________________