Юношеское

Часть 2 (Вордалак)

1993-1998

* * *

Именины. Знамена на ощупь.
Безымяны. И невинда ради
Я дробил свои белые ночи.
Но победы ушли в знаменатель.


* * *

Когда ты сможешь подарить
себя всем до конца,
когда ты будешь в силах смыть
все радости с лица,
когда ты сможешь променять
на дальний свет огня
тепло, уют и благодать,
то позови меня,
то позови меня

Когда ты сможешь наплевать
на бой Добра и Зла
и мишуру с себя содрать
осколками стекла,
вдруг ветер распахнет окно,
в далекий путь маня,
когда все станет все равно,
то позови меня

И я приду, такой же весь
подаренный стихам,
и боль и страх и злость и месть
возьмет в себя река;
твой ветер прилетит за мной,
мне душу теребя,
и где-то в вечности иной
я отыщу тебя


Круги

Я трепетно хранил тепло
твоих ресниц, твоих ладоней.
Я знал, что время не пришло,
но за привалом нас нагонит.

И за тобою я след в след
На ощупь шел дорогой дальней.
То видел твой случайный свет,
то вновь сникал суицидально.

Сапфиры первых поцелуев
роняя в воду ледяную


Цилиндры

Я на снегу рисую мелом
свои круги в горячке белой,
спасаясь от чертей и сна.
Мое истерзанное тело
давно оставила весна.

Давно покинула меня ты,
уйдя под снег в венке измятом
несостоявшейся весной.
Лишь тень души твой крылатой
все кружит стерхом надо мной.

Войди в меня когтями смело,
пронзи мне тело неумело,
и отнеси меня туда,
куда ты так давно хотела,
куда мечтала ты всегда.

Коснись крылом холодных башен,
пройдись над гулкой мостовою,
у крыш домов, где свет погашен
и у живых над головою.

Затем взмывай над облаками,
над белым ветром, черным морем,
над запредельными стихами,
над радостями и над горем.

Без горя боле и без боли,
я это заслужил отчасти.
Не отпускай меня на волю,
я как хрусталик бьюсь на счастье.


Enter

Пойдем купаться в речку денег,
глотать серебряный прибой,
смотреть, как умирает время
в спирали стрелки часовой.
Я прекращу бояться улиц,
я перестану ждать весны,
я крикну так, чтоб все проснулись
к началу яблочной войны.

Я помню молодого Змея
эпохи Яблоней в Цвету,
я помню грустного Еврея
с набором серебра во рту.
Я мял в стаканах люциферов,
в охапку собирая сны,
когда в наш дом вползала эра
начала яблочной войны.

Я выйду там, где море с небом
устало сводятся на нет,
я забросаю черным хлебом,
залью портвейном белый свет.
Я сделаю попытку робкой,
чтобы испить весь сок вины,
любя поглаживая кнопку
начала яблочной войны.


Ж:—Е

Доигрались… Ни не будет кина, ё.
На бумаге тугая печать.
Приготовились, я начинаю
В деревянную куклу кончать.

Счетчик включен. По школам и яслям,
По ухмылкам гаражных параш
Путешествий на секельном масле
Отмеряя километраж.


Безымянки

Пойдешь со Светой — так засветишься
а с Женей — женишься поди
юлою с Юлею завертишься
а с Колей лучше не ходи

Мертвецки с Васею наквасишься
а с Катей скатишься в кровать
от разговоров с Варей сваришься
но Тоне чур и не кивать

как жаль, что с Таней не расстанешься
как жаль, что с Ирой не помиришься
как жаль, что с Машей не отмашешься
от всех этимологий имени


Маше. Последнее

Не говори мне, милая, про Невский,
не замечай, что написал бы Бродский,
я знаю, что тебе все так же не с кем,
хотя по-прежнему не все равно с кем.

А до потери смысла путь не близкий,
твой выходной наряд — уже обноски,
я врал тебе, ведь ты не одалиска,
и я, сказать по правде, не Дубровский.

Короче, жаль — не жаль, покажет время,
дожевывая желтые наброски…
В лесу полным-полно других деревьев,
и мне уже, пожалуй, все равно с кем.


* * *

Ты переболеешь мной
и снимешь все бинты,
вдохнешь аромат земной,
к груди прижав цветы,

И станет нежнее зной
и ближе путь к весне,
ты переболеешь мной
и улыбнешься мне.

И все обернется вспять,
нектаром покрыв сердца,
и будет опять, опять
любить тебя без конца,

И синих дождей вода
начнет фейерверком тлеть,
и ты уже никогда
не будешь ничем болеть!

Ты переболеешь мной
однажды поутру.
Ты переболеешь мной,
а я…


Несущий свет

То ли топлива резко уменьшилось,
то ли умерло то, что надеялось —
состоянье мое августейшее
в ноябрейшее вдруг переделалось
То ли в поисках бога добрейшего,
то ли попросту светлого вечного —
рацион переполнился сейшнами,
в рационе уже человечина.

То ли снегом пребелым укутанный,
добела раскаленным железом ли
иль с пути сизым спутником спутанный:
по артериям струн смычком лезвия
я пытался отвлечься от голода
тем, что смертью наотмашь помечено, —
в рационе моем воздух города,
в рационе одна человечина. —

И в зоопарках-метрополитенах,
на поле боли, в окнах или стенах,
в твоих глазенках уловить чего-то
на фоне вони клетки с бегемотом,
на грани брани в сумрачном экране
рукоплесканиям пугаясь крайне
в морях далеких правил

Освободите вагоны
Освободьте погоны
Опустите пустоты
Отпустите во что- то

Ветераны и Ветеринары — самые ветреные
Водолеи и Водители — самые дождливые
Секретарши и Медсестры — самые огненные

полюбите меня хоть немножечко
подарите тепла хоть на ложечку
хоть под ложечку

Я в морозильных камерах — мартенах
ломал эмаль, цепляясь за антенны
холодных храмов, в никуда сползая,
кусая сало взорванных вокзалов,
на плеши плюши у распятья Хрюши
в глухом похмелье вдавливая в уши
сучок последний суши

Освободите вагоны


{цветы}

Лютик остался от имени.
– «Ты меня любишь?» – «А ты меня?»
– «Молвят, тебе не чета я,
даже стихов не читая…»